Да ну

Исупов

Мне часто говорят — а я молчу:
я подражаю сну, пускаю слюни
в ладонную подушку, в гамаюне
винят, на молоко дают, к мячу
относят: пыром бьют ногой, рукой
отводят в тень и в жилу колют шилом
и смотрят, как сдуваюсь: во служилом
мяче и так всё сдуто, никакой
исход, — и выпускают: á, лежи.
.
Что говорят? Клокочут, как протеи,
как лямблии, урчат, глистов сытее
отрыгивают по-китайски «ши»
в тональности «не лев, скорей помёт»,
а нет бы вздорно тявкать, как собаки,
тогда б мы догадались: мы — кипчаки,
уж половец уж половца поймёт
и шилом станет только в «Слове ó
полку́ внучка Олегова» чужого,
а я, *ля, наш и свой, пусть и свинцово
слюнявлюсь, сосу тряпку, идиот.
.
Чего хотят? «Дойти, укурок, кáк?»
И я, гордясь, что обратились, схему
рисую им туда, где свет на лемму
«козлов гасить положено, и так,
гася, любой находит в жизни цель;
гасить козлов суть сохранять устои
и процветать; вот мы и при разбое,
вот мы и гасим в вёдро и метель»
бросают; есть! у нас ещё места,
где монтировку знают как «гасило», —
.
и снова слюни по колено — шила
в мешке не утаишь: я неспроста
глистом не вою — а олигофрен,
и в грудь не бью, чтоб стало… у протеев
чтó вместо сердца? — быть потом, содеяв
такое? Нет. Да ну. Уж лучше плен.

Иллюстрация Charles Wilkin / Saatchi Art
Оригинал Исупова